— Я этого не забуду. Это угнетает. Ты не должен существовать. Мне нравится, что ты существуешь. Хочу приказать тебе снова улыбнуться, но тогда мы создадим замыкание сети и поджарим этот мир. Ты хотел бы почувствовать запах костра прямо сейчас? Ты никогда не пробовал улыбнуться себе в зеркале?

— Да, хочется, и очень, если уместность — это то, что выписывает из нашего взаимодействия знак бесконечности. Мы должны к чему-то прийти.
Он говорит прямо, как сделал бы Тета Сигма, у которого не было секретов от Кощея. Напротив, он ежедневно обрушивал на друга слишком много себя, рискуя вызвать у того стойкую головную боль.

Всё вернётся к привычной динамике, роли будут ясны и знакомы обоим.
А потом... потом, спустя десятки или сотни лет, они встретятся снова, в новых телах, вот что будет. Их бег по кругу продолжится, и в нём должна быть своя красота, более того, в нём была своя красота, он видел. Почему ему так горько думать об этом?

Ёрмунганд представил достаточно, чтобы магия, уже коснувшаяся посеребрённого стекла, отреагировала на мысли, показывая историю изнутри.
То, что уже не выглядело как чудовище, способное поглотить мир.

Он бы не удивился, если бы сейчас их снимали с красивого ракурса; он бы не удивился, если бы тут были отключены все камеры. Рамси сам проследил, чтобы тот последний его разговор с Русе наедине уничтожили, стёрли, выжгли из всех баз данных, и дали ему спокойно кормить Север с ладони, будто прирученных оленей на зимней стоянке.
Он любил оленину, и недоеденного куска на тарелке было жалко.

Дом сегодня напоминал аквариум: люди двигались плавно, вежливо, учтиво, но каждый взгляд был как стекло — прозрачное и наблюдающее. Никто не произносил имя Андромеды, но оно пульсировало под каждым вдохом гостей.

Он ненадолго замирает, глядя на андроида, который какого-то черта решил полюбоваться снежинками, словно дите малое, а еще задавался вопросами о том, как справиться с чувством вины и подобном. Это только укрепляет подозрения полицейского, что с Коннором что-то случилось. Но, пожалуй, он не Камски, чтобы разбираться, что твориться в головах у пластиковых болванчиков.

Солнце золотит красные и желтые по осени кроны. Тав думает о том, какой бездной был бы сегодняшний день, если бы она не открыла глаза там, на дне арены. Лежал бы он, свернувшись в своем шатре, чувствуя бессилие и слабость.

Здесь хранились и запасные бутылки шампанского, так что Рабастан подхватил одну из них, раздумывая, использовать ли магию или сжечь ещё часть нервной энергии, что бурлила в нем, попытками вручную вытащить пробку. Если бы она с пенной яростью угодила в какую-нибудь вазу, это его развлекло бы.