Свежая, горячая кровь в нём принадлежала человеку-Питеру-Винсенту. То, что находится сейчас рядом, что чертовски на него похоже и отличается лишь незначительными деталями, одновременно осталось им и перестало им быть онтологически. Это сложная концепция, которую сам Джерри не умеет объяснять блестящими учёными или богословскими формулировками, но чувствует.

Пробка со свистом вылетела, когда нежные руки не справились с ее управлением, а шампанское фонтаном вылилось на ее прическу, лиф платья и, частично, на рубашку жениха. Нарцисса сперва посмотрела на него испуганной ланью, а затем звонко рассмеялась, ощущая липкость на тыльной стороне ладони.
— Прости, — извинилась она, сквозь смех, — Если теперь ты точно захочешь на кого-то покричать — кричи на меня. Я переживу.

Санса была даже не Сноу, а — гораздо хуже, чудовищнее, но в то же время и интереснее — Старк. Они не говорили об этом. Никто не произносил это слово иначе как в контексте истории, отрывая его от реальности и переводя в разряд таких же легенд и сказок, в которых Рамси был куда менее сведущ. Но это было ещё одним слоем реальности, который дети ещё не понимали, а лишь ощущали кожей...

— Но если это такой способ затащить меня в туалетную кабинку, мог бы предложить вместо заднее сидения своего лимузина, — коротко хмыкнула она. — Я хоть давно и не была с мужчиной, но не настолько отчаялась. Хотя ценю, что ты по-прежнему уверен: я должна падать тебе в объятия где угодно. Да и запах хлорки слишком вреден.

В этот раз машина времени, очевидно, была в особенно игривом расположении духа, потому что по пути в консольную комнату рыжеволосая успела набрести на библиотеку, случайно оказаться в каком-то пыльном чулане, а потом и вовсе выйти к дверям собственной спальни, откуда изначально начинала свой путь.
Эми закатила глаза и звонко притопнула коричневым сапогом, но решимости не растеряла.

...теперь перевоплощение казалось столь естественным, словно всегда было его частью. Словно всю жизнь он не только ходил на двух руках, но и жил человеком. Жил птицей. Жил рыбой. Жил всем и ничем одновременно, жил, как полагается жить истинно вольным существам. Особенно слегка хмельным.

Он оглянулся на неё, на раскинувшееся одеяло, на утренний свет на её коже — и понял, что, и правда, ничего важнее её планов на день у него точно не предвидится.

...потому что за этим пока еще шутливым сватовством скрыто будущее насилие над ее волей. Насилие, которое она уже сейчас ненавидит. Которому сопротивляется каждая клетка ее тела, словно крича, что она сама — не вещь и не породистая лошадь. И ее нельзя «продавать» кому-то или «скрещивать» ради потомства.

По крайней мере, он не нуждался в утешении. Он нуждался в одиночестве и времени, чтобы сохранить лицо хоть частично. Но оно, это лицо, и гримаса почти детской обиды на нём, всё равно выдавало.
Жаль.

И никакие внушения, ни умные советы, ни правильные книги, ни даже слаженная система правил, поощрений и наказаний — ничто не может само по себе гарантировать, что та или иная личность пойдет в конечном итоге по пути добра.

Работа с андроидом, когда другие такие же (сломанные, но — технически — такие же) машины громят город, вряд ли является деятельностью, способствующей спокойствию. И всё же, детектив находит в себе силы на признание помощи RK900. Хотя сообщение об этом и не требовалось. Этот неожиданный результат меняет всю кривую их взаимодействия, превращая её в изящную модифицированную экспоненту.