✧ Twilight ✧

* * *
Однажды я подумал, что Ночь Страха и некоторые другие франшизы про вампиров находятся в одной вселенной, просто видов не совсем живых чуваков довольно много. Так что почему бы и нет? Может, за Джерри из-за его открытой охоты уже идут по пятам "свои же", чтоб навтыкать? Или рядом с его логовом поселятся очередные вегетарианцы? В общем, приходите сиять на солнышке, пока я на нем поджариваюсь. Да-да, мы тут самоиронией и прочими шутками за триста занимаемся)))
* * *
ну и друзей приводите, живых или не очень живых, каноны и неканоны, чего-нибудь придумаем или просто похихикаем вместе, клыками посветим. Я кстати предпочитаю отсутствие лапса в постах и отпись примерно раз в месяц

пример поста

Он пьёт ужас, льющийся из чужих расширенных глаз, из их алого мягкого дна, переходящего в скрученные нервы, идущие в мозг. Это вкусно почти так же, как и кровь, страх осязаемой пленкой обволакивает язык и нёбо. Джерри мимолетно задаётся вопросом, сколько именно прошло лет с их первой встречи, его и этого человечка, который сейчас дрожит, но борется. Вчерашние дети не хотят показывать свои детские кошмары, не хотят, чтобы кто-то заметил, как они опасливо спускают голую ногу с кровати ночью, когда вынуждены идти в уборную, и с каким облегчением они прячутся обратно в безопасное тепло одеяла.

Здесь и сейчас он шипит от боли и ярости, щелкает зубами и издает горлом скрежет, похожий на свист ветра в кронах давно засохших деревьев.
Его кожа, раскалённая болью, словно солнцем, плавится, превращаясь в капли огня. Всё его существо изнутри выворачивается, словно каждое касание чего-то святого заставляет кровь вскипать. Нервы скручиваются, мышцы рвутся в узлы, а кожа обугливается, сходит лоскутами, как шелуха. Но древний вампир не умирает от таких ран — он живёт в боли, как рыба в воде.
Он качает головой, капли чёрной крови стекают с его обнажённых костей, словно мертвенная роса. Словно мокрая псина, он отряхивается, сбрасывая с себя ошмётки горящей плоти. Это святое облако, распылённое вокруг него, окутывает его, жжёт его, как кислота, но не убивает. Голос взлетает вверх, рассыпаясь на отдельные, почти неразличимые человеком, ноты.

Очередное оружие вонзается Джерри в глаз, наружу липкими холодными каплями брызжет стекловидное тело. По сравнению с остальными ощущениями, это почти безобидная боль, разве что острие кола неприятно щекочет мозг, цепляясь за край лобной доли. Свет слепоты на мгновение загорается белым, словно полуденное солнце, но это лишь напоминает ему о настоящем чувстве. Эйфория волка, загнанного в угол, пробегает по его нервам.
Чужая, взятая против воли кровь льётся по его лицу, льётся по нему.
Джерри кричит, но люди уже не могут знать об этом, для оппонента он раскрывает рот беззвучно, как беззубая рыбина, выброшенная на берег.
Когда он понимает, что всё ещё стоит на ногах и может двигаться и сражаться, в уже открытой ране на его теле поселяется новый взрыв боли, новый гнойник. Вампир рвёт своё тело, выгибаясь, разрывая собственные мышцы и кожу когтями, чтобы избавиться от чуждого ему предмета, от чего-то святого, что поселилось в его нутре. Он забывает о своей жертве, забывает о человечке, который снова ускользает, спасая свою жизнь. Мысль о погоне вернётся позже, но сейчас его мир сворачивается в точку, сосредоточенную на боли и выживании.

Досада, обида и непонимание бьют его безобидными, но унизительными пощечинами, когда Дандридж наконец достаёт кольцо, держа его длинными когтями на расстоянии от пальцев. В коридорах к этому времени уже не слышно бега Питера Винсента, он явно успел выбраться из этого лабиринта.
Джерри не идёт за ним, хотя сквозь утихающую боль уже чувствуется голод, подступающий к горлу, хтоническая пустота зовёт его утолять и утолять себя, пока не будет завершено лечение от полученных травм. Ворох валяющихся в гримерке святых вещей также не улучшает состояние. Он ускользает, деформируя тело, перекатываясь по стенам и выбивая собой окно.
Кольцо вампир забирает с собой, обернув какой-то подвернувшейся под руку тряпкой.
Маленький трофей, но хоть что-то интересное.

Неделю он зализывает своё потрескавшееся, как куриное яйцо, эго; потрепанное тело восстанавливается пару жертв спустя, но за него Джерри волнуется меньше всего.
Месяц вампир наблюдает по телевизору и в интернете шоу под названием «Обвини Питера Винсента во всех грехах». Мир копается в его грязи, словно в отбросах, выискивая новые обвинения и поводы для ненависти. В пальцах вертится тяжелый и всё ещё святой перстень, кусая подушечки именем христианского бога до волдырей.
Дандридж не спешит. Ему нужно дождаться подходящего момента. Маленький, испуганный мальчик, прячущийся за образом охотника, должен остаться один. Вся эта суета — камеры, микрофоны, лязг фотокамер и грозные перья репортёров — всё это должно отойти на задний план. Джерри ждёт, когда последний человек выйдет из зала суда, когда бумаги будут подписаны, когда Питер окончательно потеряет контроль над своей свободой.
Три месяца — ничтожный срок для вампира, живущего почти пять столетий. Но для Винсента это — вечность.

Он приходит, как ночь — неотвратимо закрывая собой мир, который Питер Винсент может видеть в окно своим мертвым, подернутым дымкой взглядом. Он приходит, как душный кошмар, постукивая когтями в толстое стекло, неуловимо искажающее черты лица. Джерри улыбается своему старому знакомому снаружи, приветливо машет ладонью и подзывает к себе.
Его голос не может преодолеть двойной стеклопакет, но Дандридж упорно, собирая всё остаточное тепло чужих тел, сделавших его снова молодым, здоровым и сильным, дышит на прозрачную границу, разделяющую охотника и жертву. А затем Джерри медленно пишет на запотевшем стекле. Когтистый палец скользит по стеклу, оставляя жирные следы, из которых медленно собираются буквы. Капли конденсата соскальзывают с текста, искажая его, но смысл остаётся ясен:

R͍̫̰͎͎̣͝Н̼̰̐̓͊̌͊͌͌Е̛͕̲͙͖̣͂̓̉М̡̝̯̻͍̝̜̟̋ ̢̘͛̓͠͝И͕̦̞͚̱́̋̒͝Т̡͚̖͔̱̼̀̕͝С͈͓̰̎̈́У̧̧͓̘͍̞̳̝͍͓̓̊̐̈́͝П̰̼̙͎̬̏̈̊В͓̯̌̊̆͋

✧ severance ✧

* * *
Хочу поиграть в это адское чистилище, побродить по бесконечным коридорам, обнаружить за очередным поворотом уже не козляток, а уже единорогов, порассуждать о различии души у того, кто трудится внутри Люмон и у того, кто живет вне корпорации. Скандалы, интриги, расследования. Вайбы философии и мистики приветствуются.
* * *
Могу в Хелли/Хелену, но вообще готова взяться за любого женского персонажа: хоть за Хармони, хоть за Девон, хоть за мисс Кейси. С вас в общем-то тоже кто угодно, выбрать есть из кого и каждый прекрасен по своему.